Молодые российские ученые, работающие как в России, так и за рубежом, считают, что проведению качественных научных исследований и карьерному росту больше всего мешают сложности с публикациями — отечественных научных журналов мало, в иностранные журналы очень тяжело пробиваться. А чтобы запатентовать изобретение или результаты исследований, требуются большие средства. Помимо этого, ученым приходиться тратить много сил и времени на различные виды работ, не связанные с научной деятельностью: написание заявок на гранты, поиск оборудования и реактивов, дополнительные подработки. К этому ученых подталкивают чрезвычайно низкие зарплаты – базовый уровень оплаты труда должен быть достойным, чтобы можно было прожить и без грантов.

В Государственной Думе состоялся Круглый Стол «Необходимые и достаточные условия для успешной научной и инновационной деятельности. Кто готов проводить исследования и развивать инновационный бизнес в новых городах-наукоградах?»

В работе Круглого стола участвовали молодые исследователи и инноваторы – представители среднего, наиболее работоспособного для науки возраста, а также российские ученые и исследователи временно или постоянно работающие за границей.

Основная задача — выяснить мнение самих ученых разных специализаций и представителей инновационных компаний об основных проблемах, которые они испытывают при организации исследований, публикации результатов, патентовании и коммерциализации интеллектуального продукта.

Организаторам Круглого стола важно было также узнать мнение российских ученых, работающих за границей, о необходимых материальных, социальных и организационных условий для их работы в России. При каких условиях к нам вернутся наши соотечественники, работающие за рубежом, а наши ученые перестанут уезжать?

В ходе дискуссии участники пытались определить потенциальные «ядра» – направления научных исследований и инновационной деятельности будущих новых наукоградов и технопарков; набор требований исследователей к научной, инновационной, социальной инфраструктуре, заработной плате и социальному пакету. Круглый стол прошел в режиме «мозгового штурма», где каждому из участников была предоставлена возможность высказаться.

Итоги обсуждения подвела модератор дискуссии – депутат Государственной Думы, доктор экономических наук, профессор Оксана Дмитриева:

«Мы провели два Круглых стола, в работе которых участвовали представители различных поколений и направлений науки. Мы специально задавали им одни и те же вопросы.
В ходе первого обсуждения приоритеты определяли лидеры отечественной науки — состоявшиеся ученые, руководители научных школ, большинство которых — представители старшего поколения. Во второй раз за Круглым столом собрались молодые ученые и представители российской науки, в настоящее время работающие за рубежом. Мы выяснили, что их взгляд на ситуацию несколько иной.

Первый вопрос, который мы обсудили – что мешает осуществлению качественных научных исследований и карьерному росту молодых ученых в России? Одна из основных проблем, зафиксированная участниками – сложности с публикациями. Отечественных научных журналов мало, в иностранные журналы очень тяжело пробиваться. Там существует определенная монополия на темы, направления, а статьи малоизвестных в мире исследователей, даже содержащие новые результаты, проходят очень тяжело. Фактически получается замкнутый круг – публиковаться нужно, способ продвижения – цитируемость в научных журналах, а обеспечить публикации молодым ученым по принципиально новым направлениям очень трудно. Нужны русскоязычные научные журналы, доступные на международном уровне. Проблема с публикациями существует, и требует отдельного решения.

Вторая проблема – патентование. Должна быть обслуживающая система, которая квалифицированно и быстро решает этот вопрос. Сейчас для того, чтобы запатентовать изобретение или результаты исследований, требуются большие средства.

Третья проблема – это отвлечение на различные виды работ, не связанные с научной деятельностью: написание заявок на гранты, поиск оборудования и реактивов, дополнительные подработки. Все участники в один голос говорили о том, что для получения грантов требуются специальные навыки и большое количество времени. Все это, подчеркивают ученые, совершенно отдельная деятельность, она сильно отвлекает ученых от научной работы. Нет такого коллектива, где хотя бы основной генератор идей, главный исследователь был бы освобожден от необходимости заниматься решением всех этих вопросов и мог бы, сняв с плеч весь этот организационный груз, спокойно заниматься непосредственно наукой.

Четвертая проблема – зарплата. Все согласны с тем, что должен быть достойный базовый уровень оплаты труда, чтобы можно было прожить и без грантов. Гранты должны обеспечивать только дополнительный заработок. То же касается стипендии аспирантов – она не может быть полторы тысячи рублей, как сегодня.

В обсуждении принимали участие представители медико-биологического направления науки из Соединенных Штатов Америки. Это российские ученые, которые уехали из страны и построили успешную карьеру за рубежом. Они имеют серьезные достижения и внушительный список публикаций. Сегодня они представляют как частные фирмы, так и ведущие университеты США. Мы говорили о возможностях и желании их вернуться и продолжать научную работу в России. Вывод следующий – ученые, которым сейчас 35-40 лет вряд ли вернутся на родину. У них есть семьи, дети, которые полностью интегрированы там и даже не говорят по-русски. Фактически, это поколение мы потеряли навсегда.

Что касается представителей старшего поколения, тех, кто уже имеет взрослых детей, теоретически они готовы рассматривать возможность работы в России, вопрос только в условиях, социальных гарантиях и заработной плате. Однако привлекать наших соотечественников, работающих за рубежом, следует на общих для всех условиях. На этом моменте акцентировали внимание все участники обсуждения – условия для работы и социальные гарантии российских и зарубежных ученых должны быть одинаковы.

Еще один существенный момент – различные направления в науке требуют различных условий и вложений, соответственно. Математики, физики-теоретики проводят свои исследования фактически «на бумаге», им необходимы семинары, конференции, общение с зарубежными коллегами. Но им не нужно дорогостоящее оборудование. Биологи, медики-физиологи, химики должны иметь соответствующий инструментарий и специальное оборудование для работы. А это уже совсем другие затраты.
Отношение к зарубежным ученым тоже разное – это связано с состоянием каждой отрасли науки в отдельности, с тем, какие потери понесли эти отрасли в России. Например, физико-математические научные школы, лаборатории, оборудование мы, так или иначе, сохранили. А биологическая наука понесла огромные потери, восполнить которые сегодня почти невозможно. И именно поэтому, чтобы продвинуться вперед, осуществить прорыв, нам нужно кардинально менять отношение к науке в обществе, государстве. Необходимо сделать науку престижной, обеспечив ученым, аспирантам достойную зарплату и социальный пакет. Нужно по-другому финансировать науку в целом, а не выборочно, так как практически невозможно угадать, где именно, в какой области и кем конкретно будет достигнут результат или совершено новое великое открытие».

Стенограмма заседания Круглого Стола

«Необходимые и достаточные условия для успешной научной инновационной деятельности. Кто готов проводить исследования и развивать инновационный бизнес в новых городах — наукоградах?»

Александр Юрьевич Лоскутов – МГУ, физический факультет, профессор:
«Для наукоградов нужны инвесторы и ученые».

«Дело в том, что большинство из присутствующих здесь занимается фундаментальными исследованиями. Очень мало сейчас людей в России, которые занимаются разработкой каких-то прикладных вещей, потому что это просто невозможно. У нас отсутствует, образно говоря, мостик между полученным фундаментальным результатом и внедрением.
В частности, по кардиологии. Есть разные методы избавления людей от аритмии. Есть в разных группах, в том числе во всём мире результаты, которые позволяют по-другому подойти и спасти (именно это слово) большое количество людей. Но промежуточного звена нет. Это патентование. Когда кто-то пытается это сделать, мы наталкиваемся на колоссальные трудности. Деньги большие и непонятно за что, а потом, в конце концов (например, в моей группе) было сказано: да уезжайте вы за границу. Там сделайте всё хорошо. В Германию. Конечно, в Германии с удовольствием за всё это возьмутся, и прибыль у них будет очень большая от внедрения этих вещей. То же касается и математических разработок, и так далее, и так далее. Это первая очень сложная вещь, которую, я думаю, в принципе не так уж трудно решить, если за это государственные деятели примутся. Необходимо создание промежуточного звена между чисто теоретическим результатом и практическим внедрением.
Дальше, что касается организации исследований. Всем известно, сейчас нанотехнологии развиваются. Но прежде чем что-то внедрять из нанотехнологий, что-то разрабатывать, надо получить результат, а результатов нет. Зато открывают корпус новый, построенный на Профсоюзной улице, в котором отделаны малахитом стены и золотом ручки. Далее. Публикация результатов. К сожалению, в мире и в России сейчас наметилась очень нехорошая тенденция. Каждый журнал имеет свою категорию публикаций, неважно зарубежный или наш. Начиная от самых высоких журналов, таких, как «Nature», таких, как «Science», таких, как «Physics Today», и кончая нашими журналами. Пробиться туда с новыми результатами, которые противоречат, тем, которыми люди, стоящие у руля в редколлегии, занимаются, практически невозможно. А ведь это же наука. Неизвестно, что делать с этими тенденциями.
Теперь о наукоградах. В последнее время очень большая спекуляция идёт при помощи так называемого наукообразия. В результате получается новое направление, которое ни во что не выльется, кроме как осаждения денег в карманах тех людей, которые в этом заинтересованы. Не нужны нам новые наукограды, мне кажется. Есть инфраструктура развитая уже давно, в том числе Долгопрудный, Пущино, Новосибирск, Томск, и так далее. Ничего там строить особого не надо. Для наукоградов что нужно? Прежде всего — инвесторы и люди, которые занимаются наукой. Если мы будем строить новое, как в Сколково, или где-нибудь ещё, то мы получим, что ни один из ведущих профессоров, скорее всего, туда не поедет. Зачем мне, например, ехать? Я в университете работаю и, к сожалению, я туда не хочу ехать, или к счастью».

Артур Григорьевич Погосов – доктор физико-математических наук, профессор Новосибирского Института физики полупроводников РАН:
«Необходимо создавать благоприятные условия для научной деятельности в стране в целом. Это
единственный способ предотвратить утечку мозгов и развал науки».

«Я хотел бы начать с организации исследований. Как известно, любые исследования начинаются с оборудования, если это экспериментальные исследования. Что касается приобретения оборудования — во-первых, финансирование этого направления явно недостаточно. Да и доступ к существующему финансированию не прозрачен. Имеется несколько каналов, но о них мало кто знает, и у каждого канала свои невнятные условия, которые чуть ли не специально подобраны, чтобы оборудование досталось либо тем, что эти каналы организовал, либо тем, кто стоит у кормушки. Необходимо организовать один — два действительно доступных канала, доступных, в том числе и для относительно молодых учёных, которые стремятся организовать собственные исследовательские группы.
И, наконец, самый, на мой взгляд, важный вопрос с оборудованием — это механизм закупок оборудования через известную систему конкурсов и котировок. Об этом неоднократно говорилось на разных уровнях, но это просто издевательство. В результате которого, вместо добротных исследований мы зачастую имеем скороспелые труды, призванные наполнить ничего не показывающие показатели научной деятельности. Оценивать деятельность научного сотрудника должно окружающее его научное сообщество через давно существующие механизмы присуждения учёных степеней, званий, а также через новые механизмы выделения грантов. Далее. Получение хоть какого-то финансирования самих научных исследований отнимает практически всё время. Строгой закономерности в вопросах получения финансирования нет. Это, как правило, гранты, выдаваемые на конкурсной основе. А конкурс есть конкурс. Вместе с тем, отсутствие финансирования на какой-то период делает проведение исследований практически невозможным, а значит и получение новых грантов, которые часто присуждаются на основе оценки предыдущих исследований, тоже становится проблематичным. На мой взгляд, дополнительное грантовое финансирование исследования должно носить стимулирующий характер, а не подменять практически отсутствующее основное финансирование.

Теперь насчёт патентования и коммерциализации. Подавляющее большинство научных работников, во всяком случае, работающих в области фундаментальной науки, не рассматривают результаты своего труда как коммерческий продукт. Эффективно заниматься вопросами коммерциализации они не смогут и не будут. Этим должны заниматься коммерческие структуры, развивающиеся в соседстве с наукой. Самый оптимальный способ организации такого соседства это наукограды и академгородки. Эти уникальные образования имеют всю необходимую инфраструктуру, сосредотачивают в одном месте огромный потенциал, включая достижения из разных научных направлений. В них создана, как часто говорят, социокультурная среда, само нахождение в которой активизирует творческий потенциал человека. А вложение государственных средств в новые наукограды, на мой взгляд, это отказ финансировать науку и инновации, выдаваемый за заботу о них. Просто это скрытая такая форма уйти вообще от этих проблем. Необходимо создавать благоприятные условия для научной деятельности в стране в целом. Это единственный способ предотвратить утечку мозгов и развал науки. Наука в нашей стране нуждается во всесторонней, системной поддержке со стороны правительства. А выдающихся успехов в науке может достичь практически любой исследователь. Заранее это предсказать и сделать ставку на нужного человека, не получится ни у кого. И всякие попытки осуществляет так называемое точечное финансирование путём выявления каких-то особых прорывных идей, особых людей, особых каких-то проектов, это замаскированный уход от решения этих проблем, позволяющий просто руководству страны сохранить лицо. Во-первых, нужно возродить престиж научной деятельности. Второй момент — достойная зарплата, выплачиваемая на постоянной основе, а не просто за счёт грантов. В настоящее время эта зарплата просто скандально низка. И последнее — развитие науки и инноваций невозможно без привлечения молодёжи. В настоящее время у нас в стране образование в школах, а с этого начинается образование, оно практически полностью разрушено. И в особенности это касается как раз технических дисциплин, если уж мы говорим про инновации».

Максим Леонидович Филиппенко, Новосибирск, Институт химиче-ской биологии и фундаментальной медицины, кандидат биологических наук, заведующий группой фармакогенологии ИХБФМ СО РАН:
«В большинстве случаев достаточно серьезные проекты часто оказываются без необходимой кадровой базы».

«Если говорить об организации научных исследований, кроме того, что нужно найти финансирование для исследований, большую проблему сейчас составляет, кому эти самые исследования делать. В большинстве случаев достаточно серьезные проекты часто оказываются без необходимой кадровой базы. Сейчас социальная мотивация молодых выпускников, даже достаточно престижных вузов, которые исторически поставляли кадры для научных исследований, весьма низка. Не буду говорить причины этого, все их прекрасно знают. Поэтому хотелось бы напомнить о такой достаточно распространённой форме, как стимулирование различных специализированных учреждений, школ. Я имею в виду физико-математические школы, которые были у нас в своё время в основных крупных научных центрах, в Санкт-Петербурге, в Москве, в Новосибирске, в Алма-Ате, и похожие учреждения в других городах. В данный момент эта форма фактически переживает такой глобальный упадок. Эти школы стали платными, они практически не получают достаточного финансирования, хотя в некоторых случаях это фактически единственная возможность для многих достаточно талантливых людей получить нормальное образование и вообще прикоснуться к науке. И, наконец, вопрос по поводу коммерциализации, патентования. Наверное, об этом стоит говорить, когда вообще в стране возникнет хоть какая-то достаточно разумная система контроля над выполнением патентных прав. В общем-то, за этим никто не следит, и патентование в России в данный момент происходит как попало. Часто к нам приходят и говорят: «А что бы у вас такое можно коммерциализовать и завтра получить прибыль?». Я не помню, чтобы хотя бы одна коммерческая организация интересовалась — а что бы такое профинансировать, какое исследование стоило бы провести, либо пыталась выяснить какое исследование в данный момент необходимо. В той же самой благополучной Америке и в настоящий момент в Китае существует достаточно большое число баз данных, которые посвящены проблемам промышленным, горящим точкам — там, где, собственно говоря, наука должна прилагаться. В России, по-моему, считается, что мы сами должны искать эти точки, мы сами должны проводить исследования, мы их должны доводить до такого продукта, который уже завтра можно продать. И только после этого те самые структуры, которых мы ждём как манны небесной, придут в те самые технопарки и будут коммерциализировать что-то. Не получится так создать нормальный продающийся продукт. Безусловно, как бы ни говорилось о том, что у нас существует уже достаточно большое количество технопарков и наукоградов, создание новых ничем не было бы плохо, если бы оно организовывалось бы системно и с умом. На примере того же самого Новосибирского центра: продукцию он, научную и другую начал производить, по разным оценкам, через шесть — восемь лет после его образования. С учётом того, какова была команда, которая туда уезжала, и того, какие средства в те годы туда вкладывались, это, в общем-то, довольно впечатляющие цифры. Сейчас никто не рассматривает отдачу в более чем один, два, три года. Поэтому в таком формате создание новых наукоградов действительно не имеет никакого смысла. Не будет в них никакой инновации, это будут просто пустые здания и мертвые совершенно инициативы».

Александр Дмитриевич Казанцев, кандидат физико — математи-ческих наук, аспирант механико-математического факультета МГУ:
«Власть воспринимает ученых как зверюшек в зоопарке».

«Я — аспирант механико-математического факультета МГУ, поэтому всё, что я скажу, надо воспринимать именно через призму того, что я говорю о математике. Если отвечать кратко на поставленный вопрос то мне кажется, что основные проблемы учёных состоят в том, что им приходится много думать не о работе. То есть беспокоиться о средствах на проживание, преодолевать какую-то бюрократическую волокиту, писать заявки на гранты, искать жильё, думать, как бы встроиться в систему. Это занимает большую часть их времени, но не имеет никакого отношения к собственно тому, чем они должны заниматься. Второй момент, который я хотел бы осветить, состоит в том, что математика, которую я здесь представляю, стоит немножко в стороне от остальных наук. Почему? Во-первых, потому что для математики, в отличие от физики и химии, не нужны приборы. Математику нужны только ручка и бумага. Поэтому поддержать математиков — одна из самых простейших задач. Надо просто сделать так, чтобы люди могли сами спокойно работать, писать формулы, заниматься какими-то исследованиями, обучением и так далее. И именно поэтому, на мой взгляд, математика более-менее выжила у нас в стране, это та самая область, которую можно поднять до совсем приличного уровня. Кроме того, математика на самом деле представляет собой некоторую общую культуру, общечеловеческую. Никакая серьёзная физика, химия, инженерное дело невозможны без приличной физматподготовки. И поэтому, на мой взгляд, обязательно надо стимулировать математическое и физико-математическое образование в стране. Даже если человек потом будет заниматься построением ракет, бизнесом, ещё чем-нибудь, если у него есть приличная математическая подготовка, то это уже другой подход к проблемам. Это уже человек, который понимает, что такое задача, что такое её решение и как вообще следует работать. Хотелось бы, чтобы власть понимала, что наука вообще-то нужна. Потому что на данный момент власть воспринимает науку, как таких зверюшек в зоопарке. «Вот есть учёные, сидят у себя в институтах. Ну, и хорошо. Можно к ним экскурсию сводить». Но ситуация иная. На самом деле 95 процентов исследований, они в общем, если смотреть по фактам, не приводят к практическим результатам, но 5 процентов приводят к таким практическим результатам, которыми всё перекрывается с лихвой. Вполне может быть, что из 100 учёных, которые что-то изучают, у 95 человек это не приводит к практическим последствиям, а вот пять оставшихся изобретают порох или электричество. А проблема состоит в том, что заранее сказать кто, чего изобретёт полезное невозможно. Сейчас о Сколково, о Силиконовой долине очень много говорят чиновники, правительство. И говорят они на самом деле примерно одно и то же, все одинаковые штампы про то, что нужна там модернизация, нужны инновации. К сожалению, нынешние разговоры про наукограды и Сколково, которые ведутся в правительстве, они идут сверху вниз. И все эти разговоры на самом деле представляют собой примерно следующее: чиновники хотят какую-нибудь вот такую побрякушку, инновации, что-нибудь такое сделать классное, сказать: «крекс, фекс, пекс!» и чтобы оно заработало. Но так же ведь дела не делаются. Для того чтобы что-то было работающее, надо туда вложить усердие, труд, нужна группа людей, которые будут все это развивать. Соответственно, единственное условие, при котором может возникнуть какой-то новый наукоград, это когда инициатива пойдёт снизу. Уже существуют много наукоградов. Спрашивается, давайте поймем, а почему они не работают? Может быть, с этого стоит начать? Далее, хотим вернуть назад ученых своих. А почему именно своих? Может быть, ставить вопрос по-другому — привлечь сюда хороших ученых, успешных научных сотрудников, чтобы они что-то делали новое? Как привлечь людей? На самом деле при этом думать надо об одной простой вещи — человек всегда стремится, как любое живое, туда, где хорошо. Поэтому единственный способ привлечь талантливых учёных — это сделать так, чтобы им было хорошо. Самое банальное, действительно, финансовые условия. Чтобы человек себя не чувствовал ущербным, получая в 10 раз меньше, чем чиновник, у которого три класса образования за плечами. Самочувствие человека, то, как он себя ощущает в среде, определяется не только зарплатой. Оно определяется отношением к нему коллег, отношением к нему на улице, отношением людей вокруг. Какое-то такое внутреннее состояние души — это тоже важнейший момент, который следует учитывать при разработке всех современных супер проектов».

Михаил Анатольевич Цфасман, доктор физико-математических наук, сотрудник института проблем передачи информации РАН, Национального научного центра научных исследований Франции и Независимого Московского университета:
«Нужна система индивидуальной поддержки учёных».

«Математика в стране выжила, но остро нуждается в помощи. Выжила она во многом благодаря появлению новых активных структур, созданных снизу. Акцент, безусловно, следует делать на молодёжь и на инициативы снизу. И для того, чтобы молодёжь могла работать, им нужно платить конкурентные зарплаты, и, как правильно здесь говорилось, не надбавки, не гранты, а именно зарплаты. Для них нужно решить жилищный вопрос.

И для них нужно создать чёткое видение всей карьеры, до пенсии включительно. Надо упростить защиту диссертаций, не ослабляя контроля за их качеством… Надо создать нормальное научное обслуживание. При каждом молодом таланте должна быть хорошо оплачиваемая нянька, которая занимается всем: от его быта и до получения им грантов для того, чтобы сам он мог заниматься наукой. Средства должны проходить минимум инстанций. После источника средств должны быть только две инстанции — это эксперты и, если эти средства выделены, непосредственно исполнители. Учреждение должно получать определённый процент, который будет его стимулировать набирать сильных учёных и их поддерживать. Гранты должны быть простыми, просто оформляемыми и ясно рецензируемыми. По некоторым европейским грантам пакет документов, это несколько тысяч страниц.

Образцом положительным в области математики, по крайней мере, является Российский фонд фундаментальных исследований, финансирование которого неуклонно падает. Нужна система индивидуальной поддержки учёных. Такая система для математиков существует, и она полностью основа на частной инициативе сегодня. Позор, что государство не принимает в этом участия. Далее, про международные вещи, поскольку я директор русско-французской лаборатории, куда французы приезжают на год, на два работать с нами. А до этого я много лет работал во Франции. Что нам принесла вот эта мобильность эмиграций последних 20 лет? Скажу не об отрицательном, а о положительном. У нас появилась очень естественная, научная экспертиза независимая. Думаю, наша цель состоит в том, чтобы стабилизировать поток учёных от нас и к нам. Причём сейчас мы говорим только про учёных самого верхнего уровня. Нам нужно создать такие условия, чтобы число уезжающих от нас замечательных учёных было меньше, чем число замечательны учёных, приезжающих к нам. При этом нам всё равно этот учёный получал образование в России, потом уехал и вернулся, или этот учёный получал образование в Штатах, потом работал в Европе и приехал к нам. Важно, что он нам нужен. Для этого нужно создавать условия мобильности, начиная от виз и разрешения на работу. Я непрерывно с этим сталкиваюсь, у нас с этим очень плохо. Надо создавать гибкие ставки для людей, которые готовы работать и здесь и там».

Николай Олегович Буканов, кандидат медицинских наук, научный сотрудник «Genzyme Corporation», США:
«Я против того, чтобы давать направленные дотации возвращающимся американским учёным, ставить их в какие-то инкубационные условия. Должны быть равные возможности на конкурсной основе».

«Я проработал 10 лет в одном из сильнейших институтов — это был НИИ генетика, так назывался, селекции и генетики промышленных микроорганизмов. Потом я переехал в Америку и работаю в Америке уже 20 лет. В течение 7 лет — в академических структурах, последние 12 лет — в корпорации, которая достаточно успешна. Это биотехнологическая компания. Она существует уже 25 лет, у нас работает 11 тысяч человек и создано 16 крупных продуктов. Как только возникает задача, сразу формируется рабочая группа. Когда возникает необходимость, даётся в подчинение несколько групп, причём очень крупных: фармакологи, токсикологи, химики. Всё хорошо заформализовано, есть стадии, по которым вы должны вести постоянный отчёт. Это очень мобильная структура. Чему она учит и чем она хороша? Мы не боремся за мертворожденные проекты. Если мы чувствуем, что проект плох, его лучше убить как можно раньше, потому что потом уже миллионы будут потрачены в клинических испытаниях.

Следующий очень важный момент в американских компаниях — это деньги. Деньги на исследования требуются большие. Могу сравнивать с моим старым родным институтом, который я посещаю каждый год, в общем, разница один к 20 в финансировании. Цена одного сотрудника без зарплаты в американской компании средней руки примерно 250 тысяч в год только на оборудование и снабжение. Очень мало времени мы тратим на формальный заказ оборудования. Через 24 часа ты получаешь фермент. Все зависит от того, кто сидит в цепочке заказа. Очень часто у нас образуются прямые связи с поставщиками, ты идешь на этаж, открываешь дверцу холодильника, берешь фермент, постфактум, кто-то там дальше производит оформление, оплату, тебя это не волнует. Скорость — это все, они платят деньги за твою работу, и твое рабочее время стоит дороже, чем оформление каких-либо бумаг. Прежде чем говорить о возможности возвращения, всё-таки надо определить: в какой формат мы возвращаемся. Я против того, чтобы давать направленные дотации возвращающимся американским учёным. Я против того, чтобы давать целевые дотации им, ставить их в какие-то инкубационные условия. Это должны быть, естественно, равные возможности на конкурсной основе. Конкурсная основа, на какой период времени? На три года — мало, никто не поедет. На десять лет тоже не поедут, потому что нарушается принцип ротации. В американских институтах академических ротация — основной принцип. Я за то, чтобы на пять лет давался конкурсный грант. Нужно гарантировать пул жилья, который будет даже немножко датироваться этим институтом, но человек должен понимать, что он вот сейчас на пять лет обеспечен, дальше он уйдёт. И один момент – кто поедет? Надо понимать, что будет две фазы. Вряд ли зарубежные ученые поедут на первой фазе. Если увидят, что идея серьёзная, работает, поедет вторая фаза. Русские учёные наверняка примут участие на равных основах со всеми другими в этом конкурсе. И потом важно учитывать, что пул русскоговорящих учёных за рубежом, он не однороден, есть молодые, есть пожилые, это совершенно разная история. 40-летние обременены жёнами, которые тоже работают. Если он сюда приедет, она тоже должна получить работу. Значит, что же вы ему удваиваете зарплату, есть дети, которые там уже по-русски не говорят. Значит, тоже проблема. Те, кто постарше, у которых дети выросли, вот они поедут».

Александр Рафаилович Ибрагимов, кандидат биологических наук, заведующий лабораторией Laboratory Head Abbot Biolabs, США:
«Главная задача, которая решит, быть российской науке или нет – вопрос удержания молодёжи. В России есть, кому воспитывать молодых».

«По образованию и по роду деятельности я — иммунолог, представитель фундаментальной науки. Я буду говорить только про медико-биологическую науку, она обязательно должна приводить к пониманию механизма какой-то болезни, которую раньше не понимали, и, как следствие, к созданию лекарства. Конечно, это идеальная точка зрения. Это не значит, что в одной небольшой лаборатории может быть выстроена вся цепочка, это нереально. Но это значит, что за довольно небольшой период времени, в несколько лет, обратная связь, так сказать, реализуется много раз. И, в результате, в научном сообществе, прежде всего, а потом уже во всяких распределяющих деньги бюрократических структурах очень быстро устанавливается табель о рангах. Он имеет отношение и к лабораториям в университетах, и к научно-исследовательским структурам, и к лабораториям в фирмах, которые очень четко и однозначно направлены на создание этого лекарства.

В Соединенных Штатах, опять-таки в биологической науке, есть всем, конечно, хорошо известная модель. Есть фундаментальные исследования. Важным центром, в том числе распределяющим огромные средства, является система национальных институтов здоровья. Я, как член общества иммунологов Америки, каждый год в определенное время получаю будоражащие письма от ученых и от объединений ученых. Там сказано: сейчас разрабатывается бюджет NIH (национальных институтов здоровья), мы должны задействовать всех, кого мы знаем, вплоть до сенаторов, конгрессменов, звонить им, писать им, стучать в двери и добиваться бюджета. То есть ученые должны лоббировать свои права, в том числе финансовые. И вот в таких богатых и вроде бы установившихся цивилизованных обществах как в Америке, где проблемы с деньгами вроде нет, это — ежегодно повторяется битва за бюджет, иначе денег не будет у фундаментальной науки. Даже в США. Далее. Я думаю, самая главная задача, которая решит, быть российской науке надолго и в приличной форме, или нет – это, конечно, вопрос удержания молодёжи, которая здесь получает образование. В России есть, кому воспитывать молодых, тут есть замечательные ученые. Горе в том, что молодые ученые по-прежнему уезжают. А создавать или нет специальную программу, чтобы кого-то откуда-то заманивать, будь то французы или россияне, которые поехали поработать и могут вернуться, ну это, так сказать, несущественная побочная деталь. Далее — где внедрять? Опять-таки есть опыт в совершенно разных областях деятельности у разных государств. Возьмём железнодорожный тран