«То, что люди, возмущенные нечестными выборами, вышли на улицу, – это абсолютно правильно»
Оксана ДМИТРИЕВА – один из лидеров «Справедливой России», первый заместитель председателя комитета Госдумы по бюджету и налогам, занимает в рейтинге самых влиятельных женщин России 15-е место. Она пока не мечтает о президентстве, но уверена, что могла бы стать успешным губернатором Санкт-Петербурга. О ее политических и личных пристрастиях, амбициях, планах на будущее Оксану Генриховну специально для «НГ-политики» расспросил публицист Николай ГУЛЬБИНСКИЙ.
– Ваш путь в политику был связан с партией «Яблоко». Как вы там оказались?
– Меня пригласил в список «Яблока» на парламентских выборах 1993 года Юрий Болдырев в качестве «буржуазного специалиста». Думаю, это произошло не случайно, поскольку в начале 90-х годов я оппонировала команде Гайдара–Чубайса, выступала против чековой приватизации и того людоедского капитализма, который эти люди начали строить. В то время я работала руководителем лаборатории региональной диагностики в Университете экономики и финансов Санкт-Петербурга.
– Говорят, вы были самым молодым доктором наук по экономике. Сколько же вам было тогда лет?
– Когда я защитила докторскую диссертацию, мне было 34 года. Темой моих научных исследований был бюджетный федерализм, региональная экономика. И я очень довольна, что до сих пор моя книга, посвященная региональной диагностике, востребована специалистами.
– А почему вы ушли из «Яблока»? Это было как-то связано с вашим назначением министром труда и социального развития весной 1998 года?
– Это был скорее повод. Уже в 1997 году у меня возникли разногласия с фракцией «Яблоко» в Госдуме, которая проголосовала за правительственный вариант Налогового кодекса и тем самым обрекла страну на ныне существующую налоговую систему. Хотя и тогда, и сейчас со многими бывшими и нынешними яблочниками у меня сохраняются хорошие личные и деловые отношения.
– Да, вам, наверное, нет смысла обижаться на «Яблоко». Ведь именно в этой фракции вы познакомились с будущим мужем – Иваном Грачевым.
– Я вообще не обижаюсь на партию «Яблоко». Она привела меня в политику. Я обижаюсь на тех, кто характеризует меня как перебежчицу из «Яблока». А с мужем, Иваном Грачевым, мы познакомились 9 января 1994 года на первом заседании фракции. Мы по списку «Яблока» стояли рядом – у него был номер 19, у меня – 20. С тех пор мы вместе. Сейчас нашему сыну 16 лет, он учится в 11-м классе, собирается поступать на физфак МГУ.
– Кто именно вам предложил стать министром труда и социального развития?
– Вице-премьер Олег Сысуев.
– Он вас знал лично?
– Не могу сказать, что мы были хорошо знакомы. Конечно, мы общались, когда он приходил в Думу, возможно, он читал какие-то мои публикации.
– Сегодня, наверное, так просто стать министром нереально. Нужны связи или большие деньги.
– Тогда это было еще возможно.
– А какие у вас сложились отношения с Валентиной Матвиенко? Она заявила, что уволила вас из правительства за неэффективную работу.
– На самом деле, у нас на тот момент никаких отношений не возникло. Мы просто никак не пересеклись, поскольку она пришла в правительство уже после того, как я его покинула. Я работала в правительстве Кириенко, а она пришла в правительство Примакова. С Примаковым у нас впоследствии сложилось очень длительное и плодотворное сотрудничество. И если я кого-то боготворю в политике, то это прежде всего Евгения Максимовича. Это совершенно уникальный политик и человек, который мог бы стать настоящим «отцом нации».
– Но вас он в правительство почему-то не взял.
– Я ему этот вопрос тоже однажды задала, поскольку меня об этом все время спрашивали журналисты. Он немного подумал и ответил: «Я еще вас тогда плохо знал». В то же время было давление с разных сторон, чтобы меня не переназначать. Поскольку мне тогда удалось остановить пенсионную реформу, размещение средств у финансовых посредников, я не подписывала контракты на закупку по линии министерства оргтехники, по которым впоследствии были возбуждены уголовные дела. После того как я ушла, их, естественно, подписали.
– А что в них было не так?
– Там, например, был контракт на закупку мини-ЭВМ. Это в то время, когда уже все перешли на персональные компьютеры. Я тогда добивалась, чтобы по этим контрактам провели независимую экспертизу. Кроме того, я отказалась подписать телеграмму в регионы, согласно которой пенсии предлагалось выплачивать не по закону, а по мере получения доходов. И я сорвала эту затею. Я стала погашать задолженность по Фонду занятости, она у меня прекратила расти.
– А как вы оказались в «Справедливой России»?
– На протяжении многих лет – с 2000 по 2007 год я была независимым депутатом. В то время мы зарегистрировали Партию развития предпринимательства. Но затем она подпала под административный пресс, направленный на вытеснение с политического поля любых оппозиционных партий. Потом произошло упразднение выборов по одномандатным округам. И тогда встал вопрос о вхождении в какую-то политическую коалицию. «Справедливая Россия» с ее социал-демократической направленностью отвечала моим убеждениям. Тем более было решено, что в партии я буду отвечать за социально-экономическую политику.
– Многие считают, что было бы лучше выдвинуть вас на пост президента от «Справедливой России», а не Сергея Миронова. Почему этого не произошло?
– Нужно понимать, что в партии существуют разные течения, есть и интриги. Моей главной политической опорой в «Справедливой России» является сам Сергей Миронов. Поэтому если кто-то и пытался не допустить моего выдвижения, то это не Миронов, а совсем другие люди.
– А чем вы объясняете сравнительный успех вашей партии на выборах в Госдуму и колоссальный неуспех на президентских выборах?
– Для меня самой это загадка. Получается, что люди голосовали на выборах 4 марта за то же самое, против чего они голосовали на выборах 4 декабря. Фактически на парламентских выборах они проголосовали против чиновников и олигархов, а на выборах 4 марта – за чиновников и олигархов. То есть за Путина, которого выдвинула «Единая Россия» – партия бюрократов, и за олигарха Прохорова.
Я уже много лет участвую в выборах и не хуже экзит-полла, объезжая избирательные участки, могу определить, каково настроение избирателей и как они проголосовали. 4 декабря был подъем, воодушевление, которых я прежде никогда не видела. Однако по опыту работы в Думе с депутатами я знаю, что народ можно мобилизовать на какое-то непростое голосование один раз. Люди могут подняться в атаку только единожды. Если успех – можно надеяться на новый подъем и следующую атаку. А если неудача – наступает разочарование и апатия. У нас произошел спад общественной активности, тем более мы не смогли отстоять нашу победу на парламентских выборах. И если 4 декабря было воодушевление, то 4 марта люди на избирательные участки в Санкт-Петербурге шли, не разговаривая и опуская глаза. Обычно это означает либо подкуп, либо административное давление, либо какую-то сумятицу в умах.
– Вы выступали на митинге на Болотной. Как вы оцениваете это протестное движение?
– То, что люди, возмущенные нечестными выборами, вышли на улицу, – это абсолютно правильно. В законодательстве многих стран записано, что если нарушается Конституция и право на свободное волеизъявление, то люди имеют право на протест. Что такое видоизменение результатов голосования? Это захват власти вопреки мнению народа. Поэтому протест против фальсификаций, при этом протест массовый, с участием сотен тысяч молодых людей – это и есть народовластие, это и есть демократия, когда люди могут и хотят заставить власть служить народу. Либо честные выборы, либо люди на улицах.
Однако потом постепенно произошла и подмена лозунгов, и подмена лидеров протестного движения. Эти лидеры пытались решить свою собственную задачу – регистрацию несистемных партий. Эта проблема существует, я ее хорошо знаю как человек, который пытался создать и зарегистрировать свою партию. Но это лишь одна из проблем демократических выборов. 4 декабря состоялись парламентские и региональные выборы. По Петербургу мы получили по факту 31% голосов и выиграли. Но у нас украли победу. Мы пытались против этого бороться, до сих пор боремся в судах. Но часть лидеров протестного движения нас в этой борьбе не только не поддержали, а постарались всячески оттеснить и отвлечь народ от требований пересчета голосов. Вместо этого они требовали от нас: «Сдайте мандаты». То есть, к примеру, у вас что-то украли, вы обращаетесь за поддержкой, а вам отвечают: «А вы им и остальное отдайте».
Сыграло свою роль и отсутствие четких требований. В числе лидеров протестных митингов оказалось немало лиц, которые очень успешно «приватизировали» протест 90-х годов. И это обстоятельство было умело использовано властью, которая играла на страхе людей перед нестабильностью и вмешательством Запада в наши внутренние дела.
– Хотя вы не участвовали в выборах президента, но антиамериканская «волна» и поиск внешнего врага вас тоже задели?
– Я задавала себе вопрос: неужели кто-то из моих избирателей может серьезно отнестись к показу по телевидению нашего визита в американское посольство и воспринять риторику 1937 года? Замечу, кстати, что постоянные международные контакты является неотъемлемой частью работы депутата Государственной Думы. Но оказалось, что часть этих людей, которые не верили ни в какой компромат на меня, вдруг подумали, что я действительно ходила получать инструкции от посла Макфола. Это говорит, во-первых, о том, что пиар-технология была применена властью вполне успешно. Во-вторых, к сожалению, в обществе есть определенный слой людей, очень восприимчивый к самой грубой и лживой пропаганде. В-третьих, надо учитывать, что электронные СМИ – это мощнейшее политическое оружие, которое во все переломные моменты будет активнейшим образом использоваться против оппозиции.
– А может быть, поход туда и в самом деле был ошибкой?
– На мой взгляд, вся эта кампания со стороны власти – вопиющее лицемерие и подтасовка. Особенно с учетом того, что «Справедливая Россия» и КПРФ всегда выступали против правительственной политики размещения средств Стабфонда в американских облигациях.
– А все-таки, по секрету, о чем вы говорили с послом Макфолом?
– Знаете, каждый говорил о чем-то своем. Я как раз говорила о проблеме размещения средств Стабфонда в американских облигациях.
– Но вернемся к «Справедливой России». Будет ли раскол?
– Не думаю. Хотя в партии есть люди, деятельность которых я не вполне понимаю.
– Как вы оцениваете женщин в сегодняшней политике – Валентину Матвиенко, Татьяну Голикову, Эльвиру Набиуллину?
– Деятельность Матвиенко на посту губернатора Петербурга я оцениваю как полный провал на всех направлениях, которыми она занималась. Мы ей обязаны к тому же неудачной пенсионной реформой, которую она продавливала вместе с Зурабовым.
Работу Голиковой в должности заместителя министра финансов я оценивала достаточно высоко. Что касается ее нынешней деятельности, то в условиях краха пенсионной реформы она все-таки добилась повышения коэффициента замещения и отчасти исправила тот вопиющий провал, который заложила Матвиенко.
С Эльвирой Набиуллиной у нас просто очень разные социально-экономические взгляды.
– Возможно ли, на ваш взгляд, выдвижение кандидатуры женщины на пост президента России. И не видите ли вы себя в этом качестве?
– Это очень отдаленное будущее. Я о нем не думаю и к нему не готовлюсь. А вот о чем я думаю серьезно – так это выборы губернатора Санкт-Петербурга. Это как раз тот случай, когда может победить представитель оппозиции и когда может победить женщина. Разумеется, при условии консолидации всей оппозиции. У меня есть четкое понимание, что надо делать в плане развития города, кого взять в команду.
– И что же?
– Отраслевой профиль Петербурга – это научно-культурный центр. Соответственно там должны создаваться рабочие места в высокотехнологичных отраслях с тем, чтобы образованные петербуржцы могли найти адекватное применение своим силам. И вторая задача – сохранить город как исторический памятник. Ведь люди к нам со всего мира не новодел приезжают смотреть. В сфере культуры и туризма тоже нужно создавать рабочие места.
– Кто из политиков прошлого и настоящего для вас кумир помимо Примакова? В том числе среди женщин.
– Из прошлого это Сергей Витте. У него была очень разумная политика протекционизма, стимулирования инноваций в тогдашнем понимании. Он создал превосходное политехническое образование, строил железные дороги и в результате запустил то, что называется мультипликатором экономического роста. Благодаря ему Россия резко рванула вперед и могла стать великой державой.
А если говорить о женщинах, то мне наиболее близка Мария Федоровна, жена Павла I. Именно она в России, по сути, была первым вице-премьером по социалке (здравоохранение, образование, социальное обеспечение), со своим отдельным бюджетом. Она, кстати была и первым министром региональной политики. И большую роль сыграла в освоении Сибири и Дальнего Востока, покровительствуя Русско-Американской торговой компании и восточносибирскому купечеству.
– Верите ли вы в «светлое будущее» для страны после всего того, что с ней случилось?
– Да, я верю. Как есть экономические циклы, так есть и политические циклы, есть смена поколений. Сейчас вместо прагматичного цинизма в деле зарабатывания денег, обустройства личного благосостояния и личной карьеры среди молодежи становятся популярны идеи и модели поведения, связанные с активным участием в политике, борьбой за принципы, за идеи. Если эти молодые люди победят с нашей помощью, то у России будут прекрасные перспективы.
